Надо, наконец, признать: единого центра нет и, может быть, не должно и быть.
Каждый новый центр возникал не как консенсус, а как насилие определенной властной группы, не как опора, а как перекрытие предыдущего, при этом никогда не закрепляясь окончательно. Эта архитектура неустойчивости была замаскирована мифом о "единой и неделимой", хотя по факту имперская Россия всегда была страной беглого центра, ускользающей идентичности, то есть территориальной самозванкой, которая расползлась на шестую часть земного шара.