Все люди беженцы . Россияне, запрашивающее убежище в Европе, сталкиваются с теми же проблемами, что и граждане других стран. Помогать только россиянам невозможно
В начале июня в Брюсселе антивоенные активисты и политики из России обсудили с коллегами из Европарламента положение российских беженцев. Как будто в продолжение темы Кевин Лик два дня спустя опубликовал колонку, в которой тоже постарался обрисовать проблемы бежавших из России граждан. Это важная и нужна дискуссия, если бы не одно «но». Вопросы, поднятые участниками круглого стола в Европарламенте и Кевином Ликом в своей колонке, касаются всех беженцев без исключения. Поэтому задача решить проблемы исключительно россиян в этой огромной системе, мягко говоря, нереалистична.

В своей колонке Лик приводит в пример историю независимой журналистки и активистки Ирины Сусловой, которая попыталась получить политическое убежище в Чехии. Безусловно, девушка проделала тернистый и травмирующий путь. Суслова попала в чешский центр приема беженцев в поселке Заставка с населением меньше двух с половиной тысяч человек. Там она столкнулась с физическим насилием, игнорированием случившегося со стороны сотрудников лагеря и затягиванием сроков рассмотрения прошения убежища.
Тема беженцев в США и Европе знакома мне не понаслышке: в 2023 году я сама провела полгода в разных нью-йоркских шелтерах, ожидая убежища. Сначала я попала переполненный распределительный шелтер, дальше был временный центр содержания в здании школы, после — шелтер в студенческом общежитии, а затем огромный палаточный лагерь на территории спортивного стадиона. Этот опыт не позволяет мне разглядеть в истории Сусловой дискриминацию по принципу российского гражданства. Люди, претендующие на убежище, испытывают похожие трудности, вне зависимости от своего происхождения и страны, где они подают прошение. Им часто запрещено покидать распределительные центры на время рассмотрения их документов. Сами шелтеры нередко представляют собой геттоизированные лагеря, которые «держат» представители самой крупной проживающей в нем диаспоры. Там случаются всевозможные виды насилия и криминала. В некоторых лагерях, вроде нидерландского «Тер-Апеля», можно встретить дилеров, которые продают свой товар другим соискателям убежища. А в некоторых лагерях запросто могут попытаться оставить человека инвалидом. „
Насилию часто подвергаются женщины и квир-люди. И это связано отнюдь не с их гражданством — прежде всего это говорит о системной европейской проблеме: отсутствии должного количества персонала и охранников,
рассредоточенных по всей территории шелтеров, поделенных на женские, мужские, супружеские и семейные зоны для пар с детьми.

Разделение просителей убежища по гендеру и семейному составу — не единственная, но довольно эффективная профилактика насилия. Конечно, устроить драку могут и две женщины. Но их быстро разнимут охранники, которые физически не смогут не заметить происходящего. Хотя и эта система не всегда спасает просителей убежища. Например, персонал ничего не может поделать с тем, что сосед по комнате или койке предпочитает не мыться или любит петь поздно вечером. Это, конечно, давит на психику жителей шелтеров, но хотя бы не угрожает физически.
Отсутствие помощи в случае насилия — это тоже проблема законодательного уровня каждой отдельно взятой страны. Плохо прописанные права просителей убежища распространяются на всех соискателей, а не только россиян. Кевин Лик в своей колонке пишет: «Ее [Ирины Сусловой] отчаянная история столкновения с европейской бюрократией для меня стала символом невидимой стены, на которую натыкаются сотни людей. Это яркий пример того, как буква закона маскирует дискриминацию людей по признаку национальной принадлежности, идя вразрез с европейскими нормами и здравым смыслом».
Но это не так. Фокус на проблемах исключительно российских просителей убежища — это размывание несовершенства и уродливости системы предоставления квазипомощи всем беженцам. Представители других стран и национальностей так же, как и россияне, выживают в пыточной системе «защиты» беженцев. Думаю, отечественным оппозиционерам логично было бы объединить усилия с активистами других стран. Это гораздо ярче подсветило бы общие проблемы европейской системы.
То, с чем я могу согласиться в колонке Лика, — нельзя допускать дискриминацию россиян в праве получения чешского гражданства, логичного завершения после получения статуса беженца и карточки ВНЖ. Это действительно серьезная проблема, с которой сталкиваются россияне в любом статусе, а также студенты и абитуриенты некоторых европейских вузов, которые теперь почти не могут получать и продлевать визы. Но выдача виз, ВНЖ и иных документов — это проблема другого порядка. О ней так же важно говорить, но не стоит смешивать этот вопрос с вопросом получения убежища.
На том же круглом столе в Европарламенте представительница правозащитной организации Russie Libertes во Франции Ольга Прокопьева поделилась статистикой — по ее словам, „
россияне составляют два процента от всех просителей убежища в Европе. Этот мизерный процент сталкивается с теми же проблемами, что и представители других стран, — в том числе и с затягиванием рассмотрения прошений об убежище.
Например, семьи из Сирии, Афганистана и других государств нередко застревают в системе на годы, не имея фактически никаких прав, кроме права на нахождение в стране и пособий. Закономерно, что и россиян касается эта проблема. К сожалению, российские политики не так хорошо разобрались с текущим состоянием неповоротливой системы помощи беженцам, прежде чем говорить, что их сограждан ущемляют как-то особенно.

Недавно Илья Яшин рассказывал в открытом письме редакторам The New York Times, The Washington Post и других крупных американских СМИ, что россиян, перешедших границу Мексики и США, несправедливо отправляют в детеншены (миграционная тюрьма в США. — Прим. авт.) и обращаются с ними как с заключенными. Однако российские просители убежища сталкиваются с этим из-за попадания России в список стран, представляющих национальную угрозу. Этот же закон действует в отношении граждан других стран, которые, по мнению миграционной службы, считаются «небезопасными», — например, Китая, Индии, Саудовской Аравии или Никарагуа. Так же логично (хоть и ужасно), что в миграционной тюрьме с россиянами обращаются как с заключенными — но то же происходит и с гражданами других стран, угодивших в детеншены. „
«Такие правила действовали во время ковида, птичьего гриппа и других событий, которые могли нанести вред США. И тогда были введены ограничения для просителей убежища из тех стран, которые на тот момент считались небезопасными»,
— комментировала «Новой-Европа» американская иммиграционная адвокатесса Татьяна Эдвардс-Бехар. Сейчас из-за ужесточения иммиграционной политики Трампа в детеншены отправляют буквально всех просителей убежища. Никаких эксклюзивных ограничений для россиян нет.

В прошлом году Илья Яшин пообещал квир-беженцам в Нидерландах разобраться в их проблемах. Поездка была действительно красивой и многообещающей. По словам моих собеседников, с которым я познакомилась в нидерландских лагерях, Яшин собирался направить всевозможные письма в соответствующие инстанции, чтобы помочь соотечественникам. Но вытащить граждан отдельной страны из-под катка косолапой бюрократии, цинизма и равнодушия сотрудников на местах — задача, мягко говоря, нереализуемая: тогда бы стоило просить об отдельных шелтерах для россиян. Это хоть и звучит фантастически, но проконтролировать работу пары эксклюзивных шелтеров гораздо легче, чем объехать все лагеря страны и приставить к каждому россиянину по защитнику его прав перед миграционной службой.
Забывая, что с одинаковыми проблемами сталкиваются все беженцы, российские политики не могут помочь согражданам в полной мере. Если бы они вникли глубже, то использовали бы россиян в качестве иллюстрации огромной системной общеевропейской проблемы. Тогда, возможно, европейские бюрократы попытались бы сделать хоть что-то. Пока что, увы, Яшин и его коллеги предложили европейцам искать иголку в стоге сена.